Принятие.

Я нахожусь здесь уже третьи сутки. Да, верно, сегодня третий день нового десятилетия. Я надеюсь что поговорка "как встретишь, так проведёшь" не будет работать после этого всего, ведь столько сумасшествия не переживу даже я. Но ближе к теме. Счёт количества выпитого/съеденного/выкуренного уже выходит из под контроля числительной системы моего разума. У меня голый торс. На мне только джинсы и, конечно же, многочисленные пирсинги. Чуть не забыл - я стою перед огромным зеркалом. Улыбаюсь сам себе. Кривляюсь и чуть ли не целую отражение, такого всего прекрасного себя. Течёт кровь по плечу, из небольшой буквы "А", ты ведь понимаешь, о чём я, верно? По другому плечу тоже течёт. Из символа "Икс". Сейчас моё безумие, мой разум выходит из под контроля. Этот провозглашённый суперкомпьютером комок органики не справляется с вихрем скоростей, которым я подверг его. Он работает настолько дико и чётко, что словно процессор разогнанного компьютера, обречен перегореть, если не предоставить охлаждение. Я вспоминаю об этом, и вот уже в моей руке появляется бутылка вина, а во рту сигарета. Мозг кипит от осознания содеянного, ведь хочется жить и ничего не бояться, жить и не знать чувство совести, или хотя бы глушить эти страхи и прочие терзания наших переполненных ненужными, и как это часто бывает - бессмысленным знаниями, черепных коробок... Но нет. Всё конечно же на самом деле не под контролем, всё "не хорошо" и даже не "нормально", всё так же, как было всегда - отвратительно. Да.. Да. Я хочу сказать что плохо, на самом деле, всегда, но иногда мы об этом просто забываем. Мы называем это не коротковременной потерей памяти, как было бы справедливо, а радостью. Счастьем. Странно, ведь, не так ли? И не важно сколько мы в себя вольём или ещё как то попытаемся забыть о этой, настолько ненавистной нами реальности, всё равно вернёмся в эту самую тошнотворную действительность. А ведь этот самый "возврат" довольно болезненный. Все знаем. Отходняк/похмелье/ломка. А почему мы иногда доходим до этого? Боимся познания или того, что не найдём ответа на интересующие нас вопросы? Именно поэтому кто-то из нас сходит с ума, другие спиваются, а третьи, как говорят, "сидят" на наркотиках. Может этот алкоголик с соседнего дома, просто когда то гений, разбившийся когда то о пределы мозга, один из них, тех кто оставил нам бессмертные творения искусства, трактаты/картины/книги/фильмы, ответы, чёрт возьми. Может быть? Да нет, что уж там, куда ему, идиоту. Вот-вот. Но, а если подумать? Что-то я опять ушёл от темы. Ах да, очередной глоток, очередная затяжка. Там, за дверью - они счастливы... Да, да, уже забыли. Ну, ты поняла, ведь так. Я постоянно забываю о том, что ты не ответишь. А ведь так хочется. Когда они хоть чуть притихают, спят, я мыслю лучше. Но вся боль, так называемый "поиск", в том, что мне кого-то не хватает. Мне. Счастливому. Улыбчивому. Сумасшедшему. Компанейскому. Живому, наконец, не хватает какого-то понимания. Кого то, кто будет сидеть ночами на грязной кухне, с бесконечными чашками кофе и такими же бесконечными сигаретами, дискутируя на вечные вопросы... Вот всё, чего мне надо. Но, как видишь, в тот момент этого не было. Впрочем, как всегда. Ты уж прости. Сама знаешь, как я не люблю винить кого то, но уподобляясь всей, так называемой "серой массе", так и делаю. Прошу прощения, пока могу. Я могу ведь это сделать?! Я выхожу за дверь, только тогда, когда заканчивается его величество алкоголь, пару раз даже хватаю за руку одну из тех, счастливых, затаскиваю, вернее - пытаюсь затащить в свой мозг, стараюсь поговорить. Меня не понимают. "Да стоит ли?" - думаю немного позднее. Кто-то всё равно стоит перед "этим психом" и не понимает и половины излитого, но улыбается. Этого редко хватает. Вернее - никогда. Параграф пройден: Недостаток.

Наблюдатель.

Они не хотели играть эту песню, только я хотел. Я был уверен что свиньи её не поймут. Ты понимаешь, о чём я, верно? Ну и вот. С самого начала мы поругались. Я пью в проигрышах, заранее сьел несколько таблеток. Прекрасно себя чувствую. Третья песня, четвёртая. Начинаю играть ту, самую. Снейк прерывает меня ударными. Несколько раз повторяю заново - с тем же успехом. Смотрят на меня как на смертника - идиота. Что-то из химической цепочки во мне, срабатывает - кидаю свой "страт" на пол, делаю несколько глотков "джэка", что пью с середины выступления. "Уроды, слабаки" - думаю я. Очередной глоток. Бутылка летит в пол, забрызгивая Седьмого и разбиваясь. я выдёргиваю микрофон с креплений стойки. Я уже всё решил. Шатаюсь, в несколько прыжков залезаю на высокую колонку... И вот я стою на вершине своего безумия. Подношу к лицу этот ключ к гласности. Вижу эти грязные идиотские лица. Я бы сказал "морды", ведь они так претендуют на звание "людей". Они смотрят на меня. Все до единого. Окидываю слепым ненавидящим взором эту безликую толпу. Уроды, думаю я. Наконец кричу, просто отхаркиваю слова:
- Я вас всех ненавижу. Всех до единого. Каждого по отдельности - тоже. Ненавижу идиотские пустые заводы. Ненавижу вычищенные до блевотного блеска офисы и их блядских обитателей. Ненавижу надменные взгляды сверху вниз этого копошащегося в своих компьютерах, начинённых накладными, счетами и другой блядской волокитой, быдло. Ненавижу сопливых детей, что не дают спать по ночам. Ненавижу их пьяных родителей, что читают им наставления и заставляют проживать собственные бездарные жизни. Ненавижу отцов, что умирают на своих уродских работах и тащат в свои в грязные дома свои грязные проблемы. Ненавижу тупых мамаш, что трахаются со своими тупыми мужьями на глазах их тупых детей. Ненавижу их тупых детей разбивающих окна и сходящих с ума по своим кретинским кумирам. Ненавижу ублюдков, вопящих о прекрасной жизни, вопящих под фонограмму из нескольких бездарных битов. Ненавижу их лимузины, золото, красивую жизнь и всё что они считают счастьем. Ненавижу ваше счастье, точно заданное и расписанное лживыми вождями. Ненавижу уродов на вашем небосклоне, кричащих о равенстве и свободе, вкладывающих в эти слова геноцид и отмену смертной казни. Ненавижу феминисток, что уже давно прижали мужской пол в некоторых областях, но всё равно говорящих о равных правах. Ненавижу старух в общественном транспорте смотрящих, так, как словно выпрашивают мгновенную эвтаназию. Ненавижу их детей, что наплевали на них, заставив доживать жалкую жизнь в пустых квартирах. Ненавижу парадные с идиотскими признаниями в любви и словом "хуй" - вершиной мысли обитателей этих самых парадных. Ненавижу тупое бычьё в своих грёбаных спортивных костюмах, с наглыми тупыми глазами. Ненавижу их родителей, что позволили этим уродам, вырасти и портить жизнь другим уродам. Ненавижу эмо с их чёрно - розовой одеждой, и криками с угрозами о суициде. Да блядь сдохните уже! А нет, обоссались? Протёрли спиртом лезвия перед использованием на верхних слоях кожи, чтоб не подхватить инфекцию? Ненавижу розовые сопли о какой то там их культуре. Это вообще что такое? Порезанные запястья, красные глаза и розовые шмотки - это что, блядь, идеология? Какая, нахрен, культура? Не смешно. Ненавижу погонов с вечно свинскими, довольными рожами, требующих документы, сверлящих ненавистью и выпрашивающих наркотики. Ненавижу улыбчивых дилеров наркоты, не употребляющих ни грамма. Ненавижу всех вас! Ненавижу вашу любовь, чьё обещание быть вечной звучит как оправдание. Ненавижу влюблённых, обжимающихся в грязных подьездах и трахающихся, пока родители на работе. Ненавижу телевидение разжёвывающее "одну великую правду" для гладких мозгов смотрящих его, работающее так быстро, что не даёт задумываться и что-то понять. "Вот что тебе нужно, бери. Специально для тебя". В этом поколении оно может быть даже таким быстрым - мозг уже атрофирован, большие паузы не заставят его работать. Что у нас там? Ах, рекламная пауза. Покупаем/продаём/заказываем/продаемся/покупаемся/едим, нет, жрём и так далее. Всё что тебе нужно! Мозг уже можно не включать. Ненавижу блядских рабочих под окном в девять утра. Ненавижу и в десять и в одиннадцать и весь день и год. Всю жизнь ненавижу. Ненавижу рождение. Ненавижу розовых уродских младенцев кричащих и просящихся на руки матери, которой постоянно не до ребёнка. Ненавижу всю жизнь. Ненавижу детские сады и школы со своими свиньями, которым дана власть. Ненавижу жизнь. Ненавижу институты с продажными преподавателями и вечным страхом быть отчисленным. Ненавижу всю жизнь. Ненавижу работу, с которой постоянно мечтаешь уволиться, но всё некогда. Всё снова и снова. Снова. Ненавижу жизнь. Ненавижу жену, что трахается со своим начальником, твоим лучшим другом и своим парикмахером. Всю жизнь ненавижу. Ненавижу седые волосы и недовольных детей, которым следовало не рождаться. Ненавижу жизнь! Ненавижу старость наедине с тараканами и протекающим потолком, вечно забывающими придти детьми и маленькой пенсией. Ненавижу смерть! Ненавижу смерть скребущуюся под дверью и ползающей у тебя во рту, вместе с червями и личинками насекомых. Ненавижу этот всё! Ненавижу серое надгробие, что трещит от старости и разбивается от рук стайки придурков, гуляющих по кладбищам. - Кашляю, отхаркиваю всю эту ненависть. Из носа уже бежит кровь. Я перестарался. Толпа в восторге. Как и ожидалось. Мои смотрят на меня. Спрыгиваю вниз. Микрофон падает из рук. Кровь заливает футболку. Я поднимаю микрофон, рычу в него что-то нечленораздельное. В этот момент я уже ничего не слышу. В глазах что-то мелькает. Голова кружится. Выгляжу я зловеще - весь в крови, изрыгающий проклятия. Немного контроля и я повторяю: - "Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу вас всех. Ненавижу каждого. Ненавижу..." Плюю на пол, делаю несколько шагов, микрофон вновь падает, за ним и я - теряю сознание.

Рывок.

  И снова я. Иду, хотя здесь больше подойдёт слово крадусь, по улице. Глубокая ночь. Двадцать пять минут третьего. Через пять минут я должен быть на месте. В сумке, за спиной, гремят баллоны краски. Точнее два баллона - чёрный и красный. Также в сумке находится обрезок арматуры, тщательно обмотанный чёрной изолентой днём раньше, несколько трафаретов, с изображениями уже успевшими стать известными в этом городе, за которые мне любой жирный блюститель морали и нравственности, без зазрения совести, прострелит голову. Но только потому, что смысл этих надписей, рисунков на стенах, оказался слишком сложным для восприятия его гладких мозгов. Да он вообще ничего подобного не поймёт. Потому что ему "нельзя". "Не привык". И "так не думай". Шнурки на старых конверсах затянуты так, что едва не порвались. Это - на случай бега. На лице чёрная бондана с вечной надписью "Punks not dead". На теле - чёрная толстовка с капюшёном, одетая наизнанку, логотипом анархии вовнутрь, так что люди, которые увидят меня на опознании не смогут сказать что у меня длинные красные волосы. На рукавах толстовки прорезаны отверстия для больших пальцев, а-ля Курт Кобеин. На руках - перчатки без пальцев - для того чтоб не поранить себя при перелезаннии через ограды. Конечно, я мог пойти нормальным путём, без прыжков через заборы, но на улицах много погонов, особенно после наших прошлых вылазок. Они меня просто распнут, в случае чего. Штаны закатаны в районе голени, вновь - на случай бега. Я дошёл до очередного ограждения. Меня периодически потряхивает от переизбытка адреналина. Сажусь на траву, облокотившись на это самое ограждение. Достаю пачку сигарет. В этой пачке - последняя. В сумке есть ещё одна. Перевёрнутая сигарета, табаком вверх. Смотрю на неё. Думаю. Нет, у меня нет не единого сомнения в этой ситуации. Я просто желаю, чтобы всё сложилось хорошо, когда раскуриваю её. Прячу огонёк в руку, излишняя аккуратность, но как говорится - "чем чёрт не шутит". Затяжка за затяжкой. Немного успокаиваюсь. Докуриваю. Тушу об землю. Давлю. Поднимаюсь. Подтягиваю лямки рюкзака поуже, так что он уже давит. Жду. Спустя полминуты в кармане начинает вибрировать мобильник. Старый, с сим картой, специально купленной для этой операции. Телефон старый чтобы не жалко было его потерять. Мало ли что может случиться. Прикрываю свечение монохромного дисплея левой рукой. Читаю сообщение. "1.2.3.Точка". Прекрасно, всё идёт по плану. Улыбаюсь. Нажимаю "Ответить". Печатаю букву "А" и жму "отправить". Кладу телефон в карман джинсов, застёгиваю молнию. Времени больше нет. Я подпрыгиваю и цепляюсь в арматуру забора. Подтягиваюсь. Перекидываю себя через него. Довольно тихое приземление на ноги, но шарики в балончиках краски всё равно несколько раз прозвенели. Сглатываю слюну, прислушиваюсь. Свет фонаря не достаёт до меня, стоящего на полусогнутых ногах у дерева. У меня мало времени. Я обхожу этот чёртов фонарь, прижавшись к забору. До цели, - какие - то пятнадцать метров. В окне этого чёртового здания слабый свет. Крадусь под окном. Выгляжу полным дебилом со стороны. Однозначно. Но мне плевать - получить пулю или сгнить в их исправительных заведениях - страшнее. Да в общем то, меня должны видеть только да человека, и эти люди со мной. Странно, но я уже почти не сомневаюсь, но всё также боюсь. Если что-то пойдёт не так - этот долбаный адреналин поможет мне бежать. С этими мыслями я дохожу до места. Водосточная труба и небольшой длины козырёк здания. Вот теперь страшно до ужаса. Подпрыгиваю, хватаюсь за козырёк. Спортивной формой я никогда не отличался, но сейчас я легко подтягиваюсь и заползаю на этот выступ. Ни звука. Улыбаюсь. Хочется бежать. Оглядываю пространство вокруг себя. Ни звука. Ну вот и надо начинать. Лезу рукой за спину, открываю сумку, на ощупь достаю баллон, другой. Один из трафаретов, новый, специально созданный для этого. Он больше остальных, сложен вдвое. Аккуратно, чтобы шарики звенели как можно тише, встряхиваю баллон с чёрной краской. Смотрю на трафарет. Для меня проходят часы. Наконец, я нажимаю на кнопку, делаю штрихи. Снова и снова. Чёртово шипение! Баллон почти пуст, хотя прошло всего несколько минут. Беру второй. Красный. Делаю тоже самое. Почти всё. Ещё пара штрихов. Всё. Я это сделал! Трясёт ещё сильнее. Излишняя осторожность, но я протираю толстовкой места, где брался за балончики. Аккуратно ставлю их рядом с собой. Ещё секунда и я свисаю с козырька и абсолютно тихо приземляюсь на ноги. Больше ничего не гремит. Крадусь в том же направлении откуда и пришёл. Это даётся с трудом - невыносимо хочется побежать. Прохожу несколько метров, снова я у дерева. Стою и смотрю в сторону моего творения. Достаю мобильник. Печатаю "АЯ", жму "отправить". Из-за темноты мой акт вандализма не виден. Но я и так отлично знаю, что этот плевок обществу в лицо прекрасен. Я улыбаюсь, но из-за бонданы это, конечно же не видно. Вдруг слышу щелчки замка... В очередной раз понимаю значение фразы "что-то внутри оборвалось". Разворачиваюсь и прыгаю на забор, одним махом перелетаю его, кто-то кричит "Эй ты, стой!", и что-то ещё, но не слышу. Адреналин пульсирует в висках. Я прекрасно знаю, чем эти ребята вооружены, но всё равно не стоит рисковать. Приземляюсь на землю, неудачно, падаю на руку и бок, вскакиваю, бегу. Врядли они заметили рисунок, но сейчас они так возбуждены произошедшим ранее, что наверное задерживают всех. Два наших вчера попали из-за проверки документов. На бегу разворачиваю сумку и готовлюсь в любой момент выхватить арматуру. Судя по звуку позади он, или один из них, уже перелез забор и бежит за мной. Обычно их двое, но опять, же они могут увеличить их количество из-за наших выходок. Слышу что-то вроде "Стой сука", но мне уже плевать. С разбегу я перепрыгиваю через очередной забор и поворачиваю влево. Моего преследователя, или их, уже не слышно. Спустя приблизительно тридцать метров, на бегу, переодеваю толстовку по - нормальному, срываю бондану и кидаю её в мусорный бак. Бегу. Ещё несколько поворотов. Вижу машину. С виду там никого нет. Подбегаю к ней, и чуть не вырываю дверь, кидаюсь на переднее сидение. "Поехали, бля!" - кричу Снейку. Он жмёт на педаль газа и не включая фары вырывает нас с этой улицы, проезжаем несколько районов, и вот мы уже в переулке. Останавливаемся. Снейк глушит двигатель. Тишина. Фрай, Эйч и Снейк - все смотрят на меня. "Аааа! Я сделал это, блядь! Я всех их сделал! Всех поимел! Блядь!" - бью в истерике по бардачку, смеюсь, смеюсь как могу. Задыхаюсь просто. Эйч протягивает руку бёт по моей, потом Снейк и Фрай. Ктото вручает мне бутылку пива. Открываем каждый - свою. "За это всё!" - бьёмся бутылками, проливая их, выпиваем. Я закуриваю. Параграф пройден: Сопротивление.  

Точка.

Она стала одеваться. Сначала трусики, носки. Я лежу на кровати, прикрыт до пояса простынёй. На простыне ожог сигареты. Окно раскрыто настежь, лето играет солнечными лучами на наших лицах и плакатах "героев на все времена", на моей стене. На её лице счастье. На моём лице - задумчивость и, наверное, еле читаемое недовольство. Села на край кровати. Смотрит на меня. Улыбается.
- Неплохо. - Говорю. Смотрю в её глаза. "Что же там?" - думаю.
- Чай будешь? - Да, зелёный. Разбавь только. Без сахара, ты знаешь...
- Хорошо. Не кури в постели.
- Конечно. - Отвечаю. Она уходит на кухню, в белых носочках, трусиках, пытается изобразить смущение. Достаю из кармана джинсов, что лежат около кровати пачку "бонда", зажигалку, закуриваю. Она приходит. Ставит две чашки чая на пол, рядом с пепельницей. Изучаю её. Затягиваюсь. Она берёт кружку, делает глоток, ставит обратно. Смотрит на меня. Выпускаю дым. Стряхиваю пепел. Всё застыло. Она, по крайней мере. Смотрит на стену с росписями, наверное, всех, кто был здесь. Затягиваюсь. Берёт с пола маркер. Рисует сердечко и своё имя внутри. Выдыхаю дым. Он медленно оседает на мой торс, простынь. Медленно впитывается в поры, отравляет меня. Она закончила. Затягиваюсь. Разворачивается, садится рядом. Смотрит в глаза. Выдыхаю носом. Она берёт окурок из моей руки, прижимает к дну стеклянной пепельницы. Давит. Тушит. Улыбается мне в лицо. Её желание очевидно. Пауза. Всё застыло. Словно вы сейчас услышите ваш приговор. Что скажет судья? Смертная казнь или вас признают невиновным? Только представь это. Жизнь или смерть? Всего одно слово - твоя судьба. Вот что значит такое надоевшее слово "вечность". Лицом к лицу. Глаза в глаза. Жизнь к жизни, чёрт возьми! Она моргает. Тянется к моим губам своими. Медленно закрывает глаза...
- Помнишь Вику? Я вчера с ней переспал. - На её лице недоумение. Чтобы прийти в себя ей требуется как минимум полминуты. - Что? - Время прошло. Глаза широко раскрыты.
- Да, да. Та, которая с нами у Снэйка была. Так вот, вчера позвонила. Мне было скучно. Напросилась. Пришла. Пара бутылок пива и всё.
- Что? - Сжимает алые губы, смотрит, словно цепляется за что-то, что докажет что это неправда.
- Если интересно - сначала это было на этой кровати, потом в душе. Я даже простыни, честно говоря, не менял...
- Т...ты урод! – Наконец - то опомнилась. Глаза бегают, эмоции сменяют друг друга. Разочарование, злость, ненависть, обида, и, наконец, жалость к себе. Всего - то за одну минуту молчания. Или мне показалось. И вот уже она берёт мою кружку и, ещё не тронутый, мой любимый, зелёный чай и плескает мне же в лицо. Первая мысль - хорошо, что не забыла разбавить холодной водой. О содержании сахара, почему то не подумал. Чай стекает по лицу, по телу, ниже, и вот простынь становится мокрой.
- Ублюдок! Как ты мог?! - Резко вскакивает на пол и кричит. Много слов. Слишком. Пощёчина.
- Ты знаешь, как я мог. - Улыбаюсь. Достаю ещё одну сигарету, вместо потушенной ей. Закуриваю. Драматично, не правда ли? Так и лежу. Она ходит по комнате. Кричит. Грудь содрогается. Вибрирует. Или как это назвать.… Впрочем, не важно.
- Ты опять, что тебе не хватает? Кэрис, Лиз, Хив… - дальше перечисляет имена всех известных ей девушек, с которыми я ей изменил. Вот она - цепкая женская память. Я, тем временем, затягиваюсь.
- А что не хватает тебе? - Она принимает мой выпад, затыкается. Смотрит на стены. Я понимаю, что сейчас будет, но всё равно не шевелюсь.
- Урод, ну какой же ты, урод! - Раз - плакат с Егором Летовым рвётся напополам. Я выдыхаю дым.

- Чтобы ты сдох! - Два - Рамка с моей фотографией летит в противоположную стену. Стекло, конечно же, взрывается тысячами осколков. Я затягиваюсь.

- Ну почему все нормальные, а ты такая сволочь?! - Три - постер, на этот раз с Битлз, растерзан. В клочья. Выдыхаю дым.
- Ну почему ты не меняешься? - Четыре - Стойка с винилами падает на пол. Её нога опускается, конечно же, на Пинк Флойд. Вдребезги. Затягиваюсь.
- Надо было тебя ещё давно бросить! - Пять - в окно летит "Как стать плохим" Дэвида Боукера. Начинает надоедать. Выдыхаю дым.
- Ничтожество! - Шесть - Пинает стоящий в углу "стратокастер". Струн больше нет, гриф, возможно повело. "Неплохо", думаю. Затягиваюсь.
- Недоносок, выродок, ублюдок, сволочь, тварь!.. - Вся комната завалена осколками, книгами, виниловыми дисками, обрывками плакатов... Подходит к столу, берёт с него фарфоровое сердце, недавно подаренное мне, и бросает в пол. Садится на книги, «упавшие» с полки, прижимается спиной к стене. Находит свои джинсы в куче вещей, ставших уже мусором, одевает. Дальше лифчик и майка. Вот и она уже собрана. Смотрит на меня. Я закуриваю вторую подряд сигарету. Ждёт чего то. Спрашивает "почему я так с ней", "за что ей это всё" и подобное. В этом же духе. Но мне, то откуда это знать? Может карма? Встаёт с пола. Дрожит, хотя всю истерику уже выместила, говорит:
- Ты сволочь! Трахайся со своими сосками! Ненавижу тебя. Идиотская тварь. Бездушная сволочь. Урод! - Разворачивается. Уходит. Я выдыхаю дым. Затягиваюсь. Последнее что она, уходя, слышит:
- За то у меня глаза добрые. Медленно выдыхаю дым. Тушу сигарету. Прижимаю её к дну стеклянной пепельницы. Давлю.

Рождённый проигрывать.

Уже три с лишим месяца живу у дяди с его девушкой. Поздняя осень… Покинул дом с тремя мусорными пакетами набитыми вещами, захватил две гитары, примочки и усилок. Дяде уже надоело моё безделье, и он попросил меня подыскать работу. Прошлая фирма забила на меня не выплатив денег и оставив без заказов. Следующим утром в восемь утра я должен быть на мебельной фабрике. Теперь я хренов обивщик мягкой мебели. Иногда жалею что бросил универ. Или делаю вид, что жалею. Бездельник профи. Закинулся тремя ами чтобы заснуть пораньше. Привычка жить ночью долго не будет давать покоя. Ужасно тоскливо. Закинуться бы чем-нибудь, чтобы не отпускало до поздней весны. Холодное время года всегда угнетает. Недавняя знакомая предложила жить с ней в "В". Там проще найти работу. Это терзает меня. Мне нечего терять... Кроме Полли. Одна причина, но слишком важная. Она слишком надёжная и хорошая для меня, а альтернатива могла быть, чьей - то Ненси Спанджен. Меня пугает это: постоянная работа, слишком уверенная жизнь. Я бежал от этого, сколько себя помню, боролся с этим, оставлял для идиотов и рабов системы, всегда ненавидя такое существование. То ли я сломался, то ли мои идеалы были иллюзией, утопией, то ли просто я слишком слаб чтобы добиться этого. Я искал ответы, но ответов больше не было... Где я раньше находил силы? Я живу одними воспоминаниями, часто сижу дома, на кухне, с бутылкой. В среднем я вижу друзей раз в неделю. Все чем - то заняты. Учёба в другом городе. Настоящая жизнь только по субботам и воскресениям. Впрочем, в скором будущем меня ждёт то же. Думая об этом всегда хочется выпить, закинуться, дунуть... Жизнь хороша, но наркотики надо бросать...
Каждый день: просыпаюсь в семь утра. Выпрямляю волосы, бреюсь, пью кофе, открываю новую пачку сигарет, курю. В восемь стою, жду открытия цеха с другими неудачниками. До девяти сижу без дела. Иногда - весь день. Пачкаю руки маслом из-за конденсата в системе подачи воздуха. Какому то уроду надо постоянно отсоединять шнур от моего пневмописталета. Трахаюсь с грёбанной мягкой мебелью. В одиннадцать сваливаю в магазин неподалёку, пью чай, торчу там, в течение часа, надоедая всем. Разговариваю по телефону. Иду в цех. Снова мягкая мебель. По десять раз переделываю собственные косяки. В районе часа иду в магазин и снова час пью чай. Ем отвратительную пиццу или гамбургер, купленный неподалёку. Иду на работу. Получаю кучу мелких порезов и царапин рук. Ненавижу дрель, пневмопистолет и нож, которым я отковыриваю скобы, которые я, как всегда, пристрелил не туда куда нужно. Каждые полчаса курю. Стою с самодовольным видом во дворе фабрики, потягивая сигарету. Зима на дворе, но я, по традиции в футболке или рубашке. Докурив, выслушиваю от начальника бред о том что я часто курю, отсутствую и ухожу рано. Ещё этого урода бесят мои красные длинные волосы, которых не должно быть по технике безопасности. Плевал я на технику безопасности и на шефа тоже. Я, как любой нормальный человеческий ублюдок, ненавижу начальника. Заглушаю во время работы наушниками с музыкой орущий шансон и подобие поп музыки. Невыносимый бред из колонок. Исправительно-трудовая колония как будто. Ублюдки. Но на самом деле они даже не слушают этот бред. Грязный фон, не лучше чем естественный грохот работы такого количества неудачников. Калечу руки, никого не слышу. Иногда матерюсь потому что какие то уроды на моём столе оставили диван. Какого хера именно мой стол?! Диван, по обыкновению убирают, но зачем ставить готовый диван на стол, причём чужой, для меня остаётся загадкой. Кто их поймёт... В четыре дня собираюсь домой. Обычно ухожу раньше пяти. Выходя, закуриваю одну из самых приятных сигарет в день. Выкуриваю, доходя до остановки. Довольно уставший. Но не так как раньше, после суток с видеокамерой на плече. Но работа была приятней, хоть и тяжелее. Как оказалось - когда мозг не задействован - тело меньше устаёт. Не знаю, куда идут все эти люди после работы, к своим жёнам и детям, в одинокую квартиру, вспоминая то, чего им никогда не достичь, но я почему то уверен что в этих людях нет ничего интересного. Доезжаю до дома, покупаю пачку сигарет на следующее утро. Дома тоже ничего стоящего. Макароны в огромной кастрюле в холодильнике, сваренные последний выходной, чай или кофе. Ем, лёжа на диване. Разбитый. После этого, до двенадцати ночи играю в какой-нибудь бред на старом компьютере. Иногда нахожу силы поиграть на гитаре или посмотреть фильм. Ужасно. Вижу Её раз в неделю. Скучаю. Разрушен. Бесконечное кофе и чай. На ночь ставлю чашку чая около кровати. Никогда не пью этот чай ночью. Засыпаю долго. Просыпаюсь в семь от долбаного будильника, встаю, выливаю чай, стоящий возле кровати в раковину. Бреюсь, варю кофе, Выпрямляю волосы. Открываю пачку сигарет. Курю первую в день. Ненавижу работу. Ненавижу шефа. Ненавижу тошнотворную пиццу и гамбургеры. Ненавижу дрель и пневмопистолет. Ненавижу вечно, куда-то теряющуюся отвёртку. Ненавижу диван на моём столе. Синего, тёмно красного или зелёного цвета. Ненавижу поцарапанные руки. Ненавижу синюю рубашку, которую я постоянно, почему то одеваю на работу. Ненавижу билетёра в грёбанном автобусе в семь сорок пять утра. Ненавижу его в пять вечера. Ненавижу макароны. Ненавижу пачку сигарет, что заканчивается в двенадцать ночи. Ненавижу будильник. Ненавижу стакан с холодным чаем около кровати. Ненавижу шансон и поп в грёбанном цехе. Ненавижу шансон и поп вообще. Ненавижу тупые игры. Ненавижу планёрки. Ненавижу сидеть без заказов. Ненавижу получать заказы. Ненавижу швейный цех, столярный, склад и вообще всё это дерьмо ненавижу. Ненавижу холод, что убивает меня во время перекуров. Ненавижу грёбанный конденсат с маслом в уродском шнуре. Ненавижу мудака, который считает своим гражданским долгом вытащить этот долбаный шнур из пневмопистолета пока меня нет. Ненавижу мыло в туалете, неспособное отмыть масло. Ненавижу всю эту грёбанную монотонную поебень. Ненавижу подобные выражения. Ненавижу себя за то что всегда бежал от этого, в то время как к этому большинство стремилось. И ненавижу то, что первым в это попал. Ненавижу ненавидеть. Ненавижу ненавидеть ненавидеть. Ненавижу этот бред.
Параграф пройден: Военнопленный системы.

№7 B (III)2

Два с половиной литра и транквилизаторы, весь яд только для того, что бы преодолеть восемьдесят километров и попасть в Ад. 16 23 грёбанный китайский автобус, хочется отлить и курнуть. Здраво так курнуть, что бы убивало вечностью, я ведь не знал что придётся почувствовать её в полной мере… Выхожу на вокзале проклятого города. Спрашиваю дорогу до Точки. Все, как один – не местные. Сраные ублюдки, думаю я. Тупой идиот, думают быдланы, заинтересовавшиеся мной едва я вышел с автобуса. Прикидываю свои возможности. Вариант быть отпизженным в незнакомом городе явно не прельщает. Нашёл такси. Дети рабочих удостоились моего среднего пальца показанного в окно этой четырёхколёсной дряни. Таксист выслушал, куда мне надо и сказал неимоверно дешёвоё количество денег. Странно. Я поторговался и отдал на пару десяток меньше. Проклятый город. Проходная. Шесть вечера. «Вы такой то, такой то?» «Да». «С вас требуется одна подпись» Я читаю лист. Обследование по духу мата, мать его так, подписываюсь. Ёбанная тварь пытается разобрать подпись.… Говорит что-то в духе, что я пролежу долго. Пытаюсь отзвониться близким, что я здесь. Выдирают телефон из рук, плеер, деньги и железо с лица. Гопота в халатах, подумалось мне. Но плевать – шагнул – иди до конца. Забирают кеды, дают тапочки, кстати говоря – я не знал ещё два дня спустя, что они разные, но, к сожалению, меня интересовали совсем другие вопросы. Не разрешают взять свою книгу. Хантер Томпсон пришёл бы в ярость, храни Дьявол его душу, понимаю, что здесь совсем не то, что обещали на этом выгоне на военкомате. «Нет, ребят, я передумал. Я еду домой. Конечно, с вами неплохо, но всё это дерьмо попахивает концлагерем, а я ищу Свободы.» Уверенно шагаю к пролёту лестницы, представь моё удивление, когда я заметил там решётку и раба системы со стволом. Чуть не сломал руки об прутья. Свинья тычет пистолетом в лоб и «просит» подняться в «мой новый дом», на третий этаж. Пиздец.… Думаю я. Третий этаж – полулюди, в количестве ста единиц ходят взад-вперед со своими ничтожными мыслями. Страшно. По – настоящему страшно, как никогда, но списываю это на транки. Палата номер семь Б три – два: контингент расписанный в доску, ребята на десяток, как минимум лет старше меня. КПЭК` ники все, гореть им. Понимаю, что скоро мне придёт весьма бесславный конец. Я приехал позже ужина, следовательно просижу до 9 утра голодным. Тупые, безликие твари окружили меня сидящего в полной фрустрации на койке, задавая какие-то вопросы. Не знаю почему, то ли отказ, то ли транки в конец убили моё слабое тело – я их вопросов не слышал, а может и не хотел слышать. Пять утра – одиннадцать часов проведённых там. Спать страшно. Сижу в курилке, на полу, смотрю в потолок и думаю - как повеситься. Так и провёл первую ночь. Параграф пройден: Страх. Нечеловеческий страх. Подъём в семь утра. Свинья выволакивает меня из туалета. Кровь из вены – анализы. Выкачивают изрядную дозу. Голова тихонько кружится, но спустя двадцать минут тварь возвращается и говорит, что ошиблись и нужна ещё кровь. Опять столько же. Еле стою на ногах. Простительно – не спал более суток. Вручает стеклянную полулитровую банку и просит отлить. В туалете кого-то имеют в зад. Пиздец – не то слово. Отливаю щедрые полбанки и капаю кровью с только-то проколотой вены в банку. Мало ли. В девять завтрак, в час – обед, в шесть ужин. Три мгновения вечности. Кидают какую-то требуху и заливают кипятком. Ешь. Не вкусно и мало. Постоянно хочется есть. Терпишь. Вечером быдло с моей палаты объявляет мне, что я сегодня всем даю по кругу. Молчу. В пять утра засыпаю с шариковой ручкой, что додумался пронести в носке, в руках. В полшестого просыпаюсь от того, что кто-то прижимает голову лицом вниз к подушке, а кто-то пытается стянуть вниз джинсы, специально не снятые на ночь. Ничего не понимаю, но адреналин прыскает в кровь и с божьей, или дьявольской помощью выворачиваюсь и бью этой грёбанной ручкой в живот. Потом долго бью кулаком в пах, пока меня душат. Прибегает медсестра и медбрат. «Военкомат, на вязки захотел?» Я, конечно, ничего не понял, но ожидая что-то недоброе, вырывался и разбил нос медбрату, тащившему меня на вязки, здоровый бык, между делом говоря. Вязки – неограниченный отрезок жизни, проведённый без пищи, воды и туалета, привязанный намертво к вонючей кровати. Не помню, сколько лежал – обкололи галопередолом и ещё каким-то дерьмом, вроде сутки или больше. Когда отвязали, им пришлось нести меня в столовую. Я был слишком истощён, чтобы двигаться. Так, по крайней мере, мне сказали. Я не помню. Третья ночь началась с мысли, что мне не выжить. Я стоял в курилке с этими зомбаинами, когда ко мне подошёл молодой парень с фразой «давай покурим», я ответил отказом. Он предложил отыметь его в зад за пачку сигарет. Я не придумал ничего лучше, как ударить в лицо. Этот ублюдок упал аккурат на край кафельной плитки, разбил голову и отключился. Как всегда – не вовремя прибежали свиньи. Я отмазался, но получил по лицу от медбрата со сломанным носом, заклеенным лейкопластырем. Выхода не было, и этот мудила прыгал на мне минут двадцать. Радовало то, что он выдыхался, а я, симулируя, блеванул кровью. Он поверил. Я выключился. Он так решил. Нагнулся надо мной. Потрогал пульс на шее и получил плевок кровью в лицо. Ясное дело - я долго заживал – свинью это вывело из себя. В общем, я спал по полчаса – час в сутки. С каждым днём становишься более выжатым и жестоким. Я понимал это, когда бил тварей только за то, что они делали замечание насчёт моих длинных волос и сексуальной ориентации. Им было в невдомёк, что желание трахать в зад парней на самом деле и есть гомосексуализм, в котором они подозревали меня. Игра, в которую я играл, оказалась слишком грязной. Я винил себя за то, что не развернулся на проходной, хотя чувствовал опасность и неимоверную падаль грязных лиц. Но сейчас, рассказывая тебе это всё, без стыда за свою слабость, я, ни о чём не жалею. Восемь адских дней несвободы - неплохая плата за год жизни. Как сказал военком «Сегодня ты играешь, панк музыку, а завтра ты революционер и ходишь над нами». Как оказалось, он был в некотором смысле прав. Но плевать на эту мразь думаю я, сидя у психиатра, рассказывая, что я вижу счастье на заблуреном числе тринадцать. «Как ты понимаешь поговорку «яблоня от яблони недалеко падает?»» «Ну,… понимаете, хотя бы на примере моей семьи – если отец мудак, то сын - полное дерьмо» И всё в таком духе. Я навсегда запомнил лицо психиатра, когда он спросил что я написал акрилом на футболке "Моя жизнь принадлежит только мне" О долго молчал, потом на его наглой свинской роже читалось презрение. "Ты, правда, веришь в это?" "Да, дитя системы, она принадлежит мне, я её не отдал как ты. Я думал, что из его рта потечёт пена... Ах, да, я каждый день прошу позвонить близким - они-то ведь не знают, что я лежу в психушке… Один из них лежит тридцать шесть лет. Как то давно он, со своей семьёй праздновал какой-то, мать его, семейный праздник, как вдруг появился Голос и приказал всех убить. Так он и сделал. Прирезал мать, отца, жену, двухгодовалого сына, пошёл к соседям за топором… Убил и соседей. Восемь убийств за полчаса. Неплохо., но этот псих лежал со мной в палате и я не знал, что Голос прикажет сделать его на этот раз. Был персонаж занявший изрядную сумму на свободе, и поняв что занявшие его прикончат, лёг в дурку, на тот момент он пробыл там всего ничего - три года, но под воздействием допинга и гнетущей Атмосферы сломался. Он был похож на животное. Кстати говоря – я сам на второй день начал шататься и ходить кругами, и я не скрою, что моё психическое состояние изрядно поломало заведение созданное лечить, но на практике всё оказывается наоборот… Общался с человеком, который в своё время своровал у государства несколько миллионов вечно зелёных, управляя энергетиком на свинском посту. Сидел восемь лет за это, но однажды на местах на него спустили добермана, и когда эта тварь вспорола своими блядскими челюстями его живот, он затолкал руку в пасть твари и перегрыз ей горло.… Как он тогда сказал, улыбаясь, «собака охуела». Погон тоже, когда он кинулся на него и начал кусаться. Вот сколько это всё стоит. За полгода уколов он стал похож на овощ, но когда его отпускает действие препаратов, с ним можно неплохо поговорить. Не зря он занимал такую должность. Один из них утверждает что пишет книгу под названием "Иисус Христос трансформер, или кто хочет распять трансформера". Говорит так, что невольно начинаешь верить. Уверен, что следующий Христос будет киборгом... Часто вспоминаю, почему я здесь оказался. Бессонная ночь, алкоголь и препараты. Восемь утра - выхожу из душа, в микроволновке размораживается курица, стучат в дверь. В "глазке" никого нет. Открываю, кстати говоря - в одном полотенце, стоят два представителя правоохранительных органов. Пиздец, думаю. Фенита, бля, комедия. - Вы такой - то такой? - Нет, - отвечаю я. - А вас как зовут? - Недосып сделал своё, и я сказал как меня зовут. Это была глупейшая ошибка. Свиньи дали одеться. Отвезли в военкомат. Майор по традиции вписал мне под-дых... Три часа в одних трусах на холодном полу. Жуткое желание есть. Ну, вот и психиатр: - Что вас беспокоит? - Знаете, многое. - Например, то, что я панически боюсь остаться один, но не менее страшно в толпе. - Интересно. Какая ваша мечта? - Автомат. - соврал я. - Зачем? - Если бы у меня был автомат, то я бы выпустил в вас половину обоймы. - Зачем? - А почему бы нет? Я бы убил любого прохожего, но, к моему сожалению, и к вашему счастью - у меня нет оружия. - А почему у вас столько шрамов и пирсинга? - Я просто хочу доказать что это тело принадлежит мне. Хоть что-то. Вы ведь всё пытаетесь забрать. - Но ты же молодой, у тебя всё впереди, ты свободен. - Всё впереди это - армия, Дети и ваше блядское, ненужное псевдосчастье? Если я был свободен, то не сидел бы сейчас в грёбаном государственном здании, меня бы не забрали погоны, и я бы не разговаривал с тупой овцой без личной жизни и привычкой влезать в чужой разум. - Как вы можете себя описать? - Неудачник, слабый, трусливый и ненужный. - Почему вы так о себе? Себя надо любить... - А за что мне себя любить? Я такая же тварь, как и вы. Как по мне - любят себя только самодовольные кретины, а я не такой. Я - это просто списанная на свалку жизнь. Что вы ещё хотите услышать? - Когда это началось? - Что именно? Двадцать пятого июля первого года последнего десятка прошлого тысячелетия, если вы об этом. - Я про то, почему вы так ненавидите. - Ну я просто в детстве, сидя за столом представил как отец в гоняет вилку себе в горло и истекает кровь. Был какой то праздник. Что я ещё могу сказать? Я ебанутый. Давайте справку и я уёбываю, пока не заметил ручку рядом с вами, а ей можно заколоть насмерть. Вот так я и вступил в эту игру. Но это было только началом конца... Этот день моего пребывания в этом филиале Ада стал последним. Сижу я на этой грёбанной койке, и тут случилось невероятное - прибежала свинья с фразой "Военкомат, вниз. Тебе звонят" Просидел минут пять, не понимая происходящего. "Всё. Пиздец. Головой окончательно двинулся." Главная Свинья внизу даёт мне телефон. В нём - рыдающая мать. Она обзвонила все морги, больницы, военкомат... Номер этой дурки никто не давал. Мама говорит, что Полли в тяжёлом состоянии, лежит в больнице. Момент срыва наконец настал. Слёзы теперь и на моём лице. "Успокойся" - кричит мистер главный врач. Напряжение нарастало... "Да кто ты, блядь, такой чтобы меня успокаивать?! Из-за тебя, блядского пидора, Они не знали что я здесь! Моя девушка в больнице, сука, а я сижу здесь и выслушиваю ёбанную тварь говорящую, что я болен! Да пошёл ты на хуй! Чтоб ты здох! Мудак! Лечите своих зомбаинов, копайтесь в их слюнях, в их лоботомированных мозгах, но от меня отъебитесь! Суки." Эта тварь в охуении. Понимаю что теперь я здесь сдохну. Полли... "Сегодня домой поедешь" - После минутной паузы говорит он. Я поднимаюсь со стула и падаю. Теперь на пол. Занавес. Параграф пройден: Моральное истощение. Жду обеда. Хожу по палате, трясусь как псих из второй палаты. После обеда я выписан. Может быть, мифический терапевт и второй психолог это тест, попытка посмотреть на мою реакцию, когда твари обещают выпустить меня каждый день? Но я не срывался. Был парень, которого продлили на год из-за подобного "теста". Он разбил тумбочку в щепки. Она пролетела в сантиметре от моей головы и врезалась в стену. Отправился на вязки на весьма неограниченный срок. Вряд ли он теперь на свободе, даже не смотря настолько прожитых лет с тех времён. Проще говоря - я не прошел половину врачей. Может быть их вовсе не существовало. Обед. Решил идти во вторую смену. Быдло с малолетки решил также, несмотря на то, что его компания оставила нас наедине в палате. А что? Обед. Санитаров минимум. Уйти надо с улыбкой. Меня как раз потряхивает от переизбытка эмоций. Почему бы и нет? Сидит у окна. Подхожу. - Знаешь, урод, ты сейчас умрёшь. - он поднимает взгляд на меня. Явно не понимает к чему это я сказал. - Что? - ты конечно извини, но ты просто заебал. Кого ты там собрался трахнуть? - Тебя, пидор волосатый. - Улыбается, идиот. - Ну-ну, вперёд. - Подбегаю к койке, где он сидит, бью со всей силы в нос, он бьёт туда же мне. Подпрыгиваю на койку и часто бью коленом в лицо, хотя вряд ли это можно назвать лицом. Я пропустил момент, когда этот выродок приподнялся и второй раз ударил в лицо. Я как то уже говорил, что с каждым днём становишься всё злее. С каждым днём всё меньше похожим на человека. Не понятно как, хотя я всегда плохо запоминаю такие моменты в точности, но ударяю этот памятник человеческому уродству затылком о стекло окна. Решётка с внешней стороны. Стекло вдребезги. Понимаю, что сейчас придут санитары и нам пиздец. Пожизненное трёхразовое питание таблетками, это как минимум. "Седьмая палаты, вы что?" - кричат в коридоре. резко сажусь на свою койку, несколько секунд мне хватило что бы взять книгу, открыть, изобразить на лице ужас и недоумение. Ну так вот: вбегает санитарка, медбрат, поднимают это тупое тело заляпанное кровью и тащат на вязки. Он что-то пытается сказать, но ему это не удаётся. "Парень вообще ебанулся! Разбил стекло, он наверное хотел вены вскрыть!" - кричу я, пытаясь не улыбаться. "Он, блядь, точно псих!" Несколько минут наблюдения как его привязывают, колют какой-то дрянью и убирают стёкла из палаты заставляют меня почувствовать вкус победы и какой-то завершённости пребывания в этих стенах. Снег на разбитом окне зовёт меня. Я набираю полную ладонь и сжимаю. Я догадывался, что в нём стёкла... Он тает. На холод белизны сияния свободы капает яркая, горячая кровь. Я до сих пор верю что свобода это единственное, ради чего стоит жить. Выхожу на свободу. Закуриваю первую сигарету здесь. Воздух холодный, но чистый. Я уже и позабыл, каким он бывает. Затягиваюсь им. Я живой! Одеваю наушники. Вот она, вот, без чего было ещё хуже... Первый снег меня не хочет жалеть. Быстро мои жёлтые кеды промокают, но я не обращаю на это внимания. Периодически мысли начинают меня пугать. Страшновато вот так всё это чувствовать - столько свободного пространства, невольно хочется прижаться к стене... Интересно, сколько бы они меня там продержали, если бы не звонок мамы. И сколько я бы смог держаться, пока не сошел с ума? Время не играло на меня... Из тысячи денег мне отдали только триста с копейками. Честно говоря - меня это совсем не расстроило. На вокзале купил пачку "Бонда" и бутылку "кулера". В салоне автобуса было какое-то напряжение, или мне так показалось...? Открыл сумку, достал бутылку, проглотил два транквилизатора, честно сворованные в больнице, запил пивом... Время в те часы так и не хотело меня отпускать. Дорога домой, не смотря что говорят, так же долга. В тот момент мне показались часы годами... Как и в больнице. Ничего не менялось. Я, наверное, и выглядел так же как там... Безразличный взгляд на водителя, когда он попросил не пить в автобусе заставил его отвернуться. Это была ещё одна победа. Сидящие рядом странно на меня смотрели... Может от меня веяло безумием, может запах, которым пропахла моя одежда, был невыносим, что я обнаружил, придя домой, а может в моих глазах было что-то, что им никогда не понять. Что-то, что заставляет просыпаться в холодном поту и, сжавшись в комок скулить. Ещё в течении двух месяцев так и было со мной. Свобода за свободу. Первый час казалось, что автобус остановится, и меня заберут обратно. Я сжимал бутылку до онемения пальцев, но, к счастью, ни чего не происходило. Я был свободен. Но мне не давала покоя одна мысль - Полли в больнице, а я здесь. Ничем не могу помочь... Странно, но теперь я ни о чём не жалею. Я выиграл эту грязную войну. Без правил, не сдался, хотя там я часто думал, что-то место, которого я так избегаю, не так плохо. Относительно этого рая строгого режима, где пребывал, казалось бы - вечность. Это было нечестно. Страшно. Иногда - невыносимо. Но всё кончилось, и я жив, хотя немного расстроена психика. Сильнее, чем до поступления. Параграф пройден: Социопатия.  

Реквием.

Когда то девочка подарила мальчику сердце. Материал – фарфор. Надпись на нём – «Я люблю тебя». Это стало символом их любви. Мальчик верил. Но в один прекрасный день она разбила это сердце. Мальчик всю неделю ходил по кусочкам того сердца. Он хотел его собрать заново, но одного кусочка не хватало. И мальчик подумал «у меня есть супер клей, но части любви не хватает, может просто надышатся и забыть о ней?» Так он и сделал. Но о ней он никогда так и не забыл. Да. Ему позже было плевать на неё, но за советом, или за музыкой, она бежала к нему. Поэтому он её не забыл. Но отказать ей тоже не мог. Просто это был слабый мальчик. Мальчик, который ассоциировал всю жизнь с ней. Но его это не слишком колебало – мальчик понял, что она просто не способна передать свои мысли другим. Поэтому она присваивала почти все мысли себе. Мальчик прощал. Он ждал, когда она вернётся. Хотя, возможно, он просто рад был тому, что она его никогда не вспомнит… Мальчика, уже дважды побил ее новый парень. Мальчик мечтал. Но навсегда она так и не вернулась… Это уже потом мальчик всё понял… Мальчика били её парни. Ему было обидно. Но он не сдавался, он любил её. Позже он понял что всё было зря. Только для этого он стал заглушать боль препаратами. Он искал обезболивающее. Но всё было зря. Влюблённость проходила, а он снова оставался наедине со своими проблемами. Такая была его жизнь. Он плакал. Сначала дома, чтобы никто не заметил. Потом он разучился это делать. Его ненавидели за искренность. И тогда он понял. Только тогда, что людям нужен новый мученик, И в тот момент он решил стать им. Не для кого-то. Для себя. Это было только для того, чтобы понять, на сколько его хватит. И хватило его на долго. Он всё терпел. Он хотел стать для людей всем, чего они сами хотели быть… Параграф пройден: Симпатия….
Они танцуют под эту песню. Он уже думает, что эта песня станет их мечтой, но он не знал, что эта песня станет их реквием… всё так прекрасно. Он думал, маленький придурок, что это никогда не кончится. Как их первый снег… Счастье было рядом. Он смог этим насытится, ведь он не видел настоящего счастья. Она тоже не видела. Просто не хотела видеть...

Открытка из седьмого.

Кто-то говорит что вдохновение - духовный порыв, рождение творения и подобное дерьмо. Не верь. Вдохновение - бросившая тебя сука, которую ты любил и боялся часто трахать, потому что не хотел её портить... По - настоящему. Вдохновение - Пара любого препарата + алкоголь. Вдохновение - разрывающие душу страдание. Как обнаружить мёртвую девушку в собственной ванной, и не знать что сказать родителям. Особенно, если это дело твоих рук.
... И я в первую очередь понимаю, что этот рассказ никому не нужен, но так я попытаюсь понять себя. Хоть чуть-чуть. Странная дрянь - поговоришь в трипе с недавним знакомым, получится крайне искренний разговор. Секунда, и он уже плачет у тебя на плече о девушке, которую ты чуть не трахнул на недавней алко - тусе... Кто бы мог подумать, что её можно любить? И когда этот разговор заканчивается, ты идёшь в соседнюю комнату... И начинаешь ненавидеть себя. Можешь даже разрыдаться от жалости к себе. Жалости из за того, что, правда нужен таким людям. И ненавидишь себя - он выговорился. Ему лучше. Тебя отпускает. И ты ему больше не нужен. Пошлёт тебя. Перестанет общаться с тобой. Променяет. Потом что-нибудь случится, и он ввалится в твою квартиру, пуская сопли и прося прощения. Как только я вставляю фразу - перебивает и пытается навязать суть своих проблем... Тёлка бросила, перед этим переспав со всеми друзьями, включая тебя... Но все его послали, а ты нет. А он настолько жалок, что послав тебя, приползёт просить прощения, и получая удовлетворение от изливания своих жалких проблем, умудрится нажратся за твой счёт и снова уйдёт. Но только до следующей ссоры. А я сижу дома и чувствую себя шлюхой. Которой даже не заплатили. Вытираю блевотину из души и пола. Позже он позвонил. Неожиданно - опять проблемы у него. Сказал что если я не приду порежется. (см.Маниакально депрессивный психоз).
- Насрать. Убей себя! - говорю. Он ждал, что буду нести чушь в духе "жизнь хороша", тебе есть зачем жить...
- Что?! - Судя по голосу, громкому, шёпоту, без намёка на романтичность, он растерян.
- Да. Убей себя. Ты неудачник. Ты не можешь справиться со своими проблемами, ты жалкий паразит,, который питается моим вниманием! Давай, сделай это! Ты ни на что не способен! - Говорю. Ожидаю услышать щелчок спускового механизма, глухой стук тела, встретившегося с полом. Хруст шейных позвонков, на которых осталось держаться бледное тело. Но ничего нет. Я разочарован. Кладу трубку.

Переосмысление.

Да, блядь, распни уже меня. - Стою в кабинете этой нацисткой свиньи. Посередине кабинета я. На кресле у стены - родители. У окна, за своим столом, сидит директор. На столе не хватает Маин Кампфа...
- Ты понимаешь, что если ты не будешь жить дома, то тебя отчислят? - Говорит свинья.
- Да. - Она никогда не видела такого безразличия. Да что там, ожидает увидит суеверный ужас на моём лице. Уже в течении часа стою здесь. Ничего кроме скуки эта ситуация не вызывает. Падаю на колени. Прошу не отчислять, обещаю изменится. Рыдаю. Ха, вот это она хочет увидеть. Не дождётся.
- Что ты улыбаешься? - рычит этот комок биомассы. - Я вдруг понял, что усмехаюсь. Замечтался.
- Как ты смеешь смеются в моём кабинете? - продолжает она.
- Я сдох из-за вас на кресте, а меня хотят выгнать со школы! - в моих глазах лёд.
- Ты что несёшь? У нарколога давно не был?
- Кажется ни разу. - вот он я. Играю в Чарли Мэнсона на суде. Только нет группы поддержки. И не надо. Я сам толпа. Я сам себе и суд и присяжные. И судья, в лице директора здесь играет лишнюю роль. Всё не правильно сделано - я стою. Она ниже. Я давлю на неё своим взглядом. Она должна была дать мне стул и встать сама. А то давления от неё - не особо... Ладно. Это театр одного актёра. Надо начать говорить...
- Да. Мне абсолютно плевать, если меня отчислят. Плевать, что я учился два года зря. И если я уйду, появятся другие, те, кто заставят вас сойти с ума... - кончится всё плохо, думаю я. Но продолжаю:
- И кем бы вы меня не назвали - недоноском, дьяволом, сумасшедшим, помните - я зеркальное отражение вашего общества. Я и есть вы. - меня оскорбляли в течении часа, и сколько пожизненных сроков вы можете мне дать? - я сказал только то, что она никогда не поймёт. Хочу курить. Жду людей в белом. На её лице отвращение, ужас. Она ничего не поняла. Наверное считает меня психом. Этого я и добивался. Параграф пройден - Апатия...

Отвращение.

Я не понимаю, что здесь делаю. Стол заставлен алкоголем и едой. Виновница мероприятия вышла покурить. Я чувствую флюиды враждебности, и косые взгляды. Пьян. В наушниках. Что-то говорят. Судя по всему, про меня. Что-то спрашивают. Я говорю, что я не гей. Этого хватит. Её лучшие друзья обсуждают её. Потом несколько человек отходят. Начинают обсуждать их. Лицемерие, двуличность и так далее. Здесь собрались все грехи человечества. И я – судья этому всему. Вроде ровесники, но кажутся слишком духовно ограниченными. Глупыми, жестокими. Как дети. Когда они все поумнеют? Я ставлю музыку на паузу. Наушники не вынимаю. Я наслаждаюсь этим дерьмом, их грязными характерами. Домой идти не хочу. Тут мой личный ад. Здесь всё то, что я ненавижу в людях. Черпаю отвращение с вдохновением. Забираю две бутылки красного, ухожу в другую комнату. Здесь никого нет. Слушаю музыку. Темно. Вино скоро кончится. Чувствую отвращение к себе. Пришёл напиться. Плюнул в их и без того грязные души. Свет падает в комнату. Кто-то вошёл. Из-за темноты не видно. Судя по голосам, они меня потеряли. Она садится рядом. Не видит меня. Могу напугать. Не хочу. Может, уйдёт.… Ложится рядом со мной. Пьяная в доску. В мозг поступают крайне пошлые мысли…Вот он – праздник искреннего двуличия и цинизма! Чувство собственного превосходства. Я ставлю пустую бутылку на пол и случайно её задеваю. Спрашиваю: «за пивом не сходишь?» Кричит. Всё таки испугал. Спустя пару секунд вбегает её парень, Я понимаю, к чему всё идёт. Пустая бутылка под рукой… Параграф пройден: Отвращение.

Начало: Исповедь.

Человек сидел на полу, облокотившись на стену и прижав колени к животу. На вид ему было немного за двадцать, но он был старше. В руке он сжимал телефонную трубку, в другой руке была тлеющая сигарета, на коленях лежал пистолет. На нём были потёртые джинсы и чёрная футболка, на ногах чёрно белые кеды. Длинные волосы, почти до плеч, закрывали лицо. Напротив него был перевёрнутый стол, упёртый в дверь, тем самым не давая людям за дверью эту самую дверь открыть. В ней было два пулевых отверстия. Он долго смотрел на телефон. Кто-то кричал за дверью. Наконец, потушил сигарету о пол, достал из кармана пачку, вытащил зубами одну, прикурил, потянулся к диску старого телефона, начал набирать номер. Гудки. Долгие гудки. Вдруг из трубки послышался голос: «Привет! Меня нет дома. Оставьте своё сообщение после сигнала…» Парень вздрогнул услышав знакомый голос, дождался ещё одного гудка, затянулся и начал свой рассказ…

Привет. Прости, что так получилось.… Но я думаю, ты должна это услышать. – Из глаза парня скатилась слеза. - Вот он, я… Кому нужен? Просто это история ещё одного саморазрушающегося кретина, который скорее бы сгорел на костре, чем терпел людей, вот это и есть я… Я с маленькой буквы.… Никакого уважения, никакого самоуважения… Ненависть к себе, это то, что я чувствую на протяжении всей жизни… Я тупой кретин, который считает что кому то всё это будет интересно… а ЧТО ЖЕ ЕЩЁ ДЕЛАТЬ? Вот он, я… Человек это звучит гордо..?, едва ли… В этой истории нет ничего стоящего.. Тебе стоит выкинуть эту плёнку, всё что я сейчас говорю… Это не стоит твоего внимания… Это исповедь человека который продал мир… Человека, который говорит это, только для того, чтобы привлечь чьё то внимание и быть кем то понятым, ведь всё что произошло было совсем не так, как вы это знаете… Вот он я…. Это собрание воспоминаний тупого, забытого ничтожества.… Но это я, ненавидящее, гниющая сущность, которая перечисляет свои грехи.… Своё я… Я это то, что можно назвать болью, считающей себя прощением для человечества, которое так ненавидит… И я не видел ничего, ради чего стоит жить… И умереть… Умирать тоже бессмысленно… Наверное лучше быть овощем на больничной койке и принимать в себя физрастворы… За то ничего плохого, и ничего хорошего… Я уже говорил, не стоит всё это читать… Я потерял всё, что было важным… И вряд ли это найду вновь… И не буду искать. Можно смирится, но это так же бессмысленно, как и бороться. Это всё, что я хотел сказать… Никто этого не стоит... Ничего не рождается из радости, всё искусство появляется из страдания… И мне плевать интересно тебе это, или нет, я уже говорил – не стоит это слушать! – Ненадолго замолчал – прости, нервы на пределе. – «Выходи, ублюдок или получишь пулю» - в очередной раз крикнул кто-то по ту сторону двери, раздался стук. – Парень выплюнул сигарету, взял пистолет выстрелил в дверь. Продолжил – У меня, наверное, мало времени, мне придется поторопиться. Жаль, что я не услышу твой голос… Очень странно что я так мало о себе рассказывал… Но сейчас я попытаюсь всё исправить. Наверное, я просто расскажу самое важное для меня...